Показать содержимое по тегу: Актёрские байки

Ещё один интересный случай из жизни замечательного советского актёра Николая Черкасова. В середине 50-х годов прошлого столетия он снимался в художественном фильме «Дон Кихот», в котором сыграл главного героя – нелепого и сумасбродного идальго Алонсо Кехано, влюблённого в рыцарские романы.

Для съёмок одного из ключевых фрагментов произведения – битвы старика Дон Кихота с ветряной мельницей – было построено несколько мельниц, одна из которых в натуральную величину.  

Дублёром Николая Черкасова в этой киноленте был актёр Владимир Васильев. Именно ему предстояло вер­теться на крыле этой мельницы. Но Васильева в нужный момент на съёмочной площадке не оказалось. И тогда самому Черкасову пришлось в нескольких дуб­лях зависать вниз головой на высоте шестнадца­ти метров.

Однажды на съёмках фильма «Александр Невский» у исполнителя главной роли древнерусского князя – у актёра Николая Черкасова… прихватило живот. Ситу­ация, можно сказать, комическая. Даже трагикомическая. Потому как артист уже загримировался и облачился в дорогую княжескую одежду.

По счастью, эпизод в тот день сни­мался неподалеку от киностудии. Режиссёр-поста­новщик фильма Сергей Эйзенштейн остановил съёмку и спешно отправил ак­тёра на своей машине на студию прямо в воинской экипировке и гриме Александра Невского.

Как-то раз очень популярный в Советском Союзе артист и музыкант Леонид Утёсов приехал на длительные гастроли в один крупный провинциальный город. Его поселили в лучшем номере новой гостиницы, в здании которой на первом этаже находилось почтово-телеграфное отделение. Оттуда в один из дней Леониду Осиповичу доставили извещение для получения небольшой бандероли.

Утром, по пути на завтрак, Утёсов забежал на почту и обнаружил там очень суровую работницу. Та сидела за столом и что-то писала, не обращая никакого внимания на вошедшего посетителя. Утёсов деликатно покашлял и протянул даме извещение. Она, не поднимая головы, рявкнула: – Паспорт! 

Ещё одна история из жизни артиста Владимира Сошальского. Но теперь уже из его детства. Она о его самом первом выходе на театральную сцену. Дебют этот, правда, получился нечаянным, весьма курьёзным и очень смешным. Жизнь Владимира Сошальского была неразрывно связана с театром – он был сыном известной ленинградской актрисы Варвары Владимировны Розалион-Сошальской. Детство Володи прошло за кулисами.

Однажды мамин театр гастролировал в каком-то южном городе. Варвара Владимировна захватила маленького сына с собой. Шёл спектакль «Привидения» по пьесе Генрика Ибсена – вещь серьёзная, трагическая и местами очень мрачная. Она затрагивает самые ужасные человеческие пороки, омерзительные не только для конца XIX века, когда была написана эта пьеса, но даже и в наше толерантное время. По сценарию, один из героев пьесы сильно хромал. Актёру, который играл эту роль, привязывалась к ноге специальная деревяшка-протез. И вот «инвалид» отыграл свою сцену, зашёл в гримёрку, отвязал там деревяшку и вышел куда-то. Мальчик Вовка Сошальский пробрался в грим-уборную и от нечего делать прицепил деревянную «ногу» себе. Да так и пошёл гулять за кулисами...

Однажды в Москве шёл сборный концерт, который вёл актёр Центрального театра Советской армии Владимир Сошальский. Он, как и положено было в те времена, каждого выступающего объявлял со всеми его званиями и наградами: – Заслуженный артист РСФСР такой-то… – Лауреат Сталинской премии такой-то… – Народная артистка СССР такая-то… ну и так далее.

К Сошальскому подошёл артист Пётр Полин, игравший хорошо, но получавший только второстепенные роли. Он попросил ведущего: – Слушай, Владимир, ты бы объявил меня как-нибудь посолидней!

– Хорошо, сделаем! – сказал Сошальский, а сам призадумался: как же его представить публике? Ведь никаких почётных званий у Полина не было. Ни орденов, ни медалей… Но он таки нашёл неожиданный выход.

Когда пришла очередь выступать Полину, Владимир Сошальский торжественно провозгласил: – Участник всесоюзной переписи населения Пётр Полин!

Однажды, в начале 60-х годов прошлого века, студентка ВГИКа Тамара Сёмина во время дип­ломного спектакля поразила своей невероятной драматической игрой и душевным надрывом маститых театральных деятелей. Никто из них не знал истинную причину нервного напряжения молодой актрисы. А она, причина эта, скрывалась… в трёх пирожках…

Всё началось несколькими часами раньше, когда Тамара Сёмина бежала мимо метро – торопилась сыграть в дипломной пьесе. У метро какая-то крикливая тётка продавала пирожки. И так замечательно выглядели эти пирожки, так ароматно пахли, что Тамара невольно остановилась. Поглядела голодная студентка на еду и пропала. Денег у бедной девушки с собой было мало, сущие копейки, но зато были часики на руке – хорошие такие, материнский подарок. И ни за что бы она с ними не рассталась, если бы не лютый го­лод...

В конце 40-х годов прошлого столетия в Московский драматический театр имени К. Станиславского пришёл служить начинающий актёр Евгений Леонов. В то голодное послевоенное время администрация театра давала подзаработать своим молодым артистам. Они, кроме прямого участия в спектаклях, могли ещё и подрабатывать в антрактах: монтировать сценическое оборудование, а также переносить и устанавливать декорации.

Во время постановки актёры, которые не были заняты в действии, создавали шумовые эффекты – изображали свист ветра, раскаты грома или войны, плеск воды, цокот копыт и грохот проезжающей повозки. Существовала твёрдая такса за эту звукошумовую работу: пять рублей. Очень даже неплохая подработка: погремел за кулисами – получи за это пять рублей, которых тогда вполне хватало на один сытный завтрак или даже на обед.

Так вот, однажды молодой актёр Евгений Леонов так умаялся во время спектакля, что, придя домой заснул, даже не поужинав. В это время мимо окна его квартиры процокала копытами лошадь, которая с жутким грохотом везла какую-то повозку.

– Пять рублей проехали, – пробормотал во сне голодный артист Леонов.

Как-то раз актёра Михаила Пуговкина пригласили на большой званый обед. Семья, в гости к которой пришёл знаменитый артист, оказалась весьма гостеприимной, но при этом чересчур болтливой. Все собравшиеся желали пообщаться с Пуговкиным, постоянно отвлекали его и просили что-нибудь рассказать.

Михаил Иванович не мог обидеть людей и развлекал их от всей своей широкой души: травил актёрские и киношные байки, а также забавлял анекдотами. Артист сидел за обеденным столом, но никак не мог пообедать – назойливые почитатели таланта просто-напросто мешали ему это делать. В итоге, к концу вечера Пуговкин остался голодным и поэтому сильно раздражённым. 

Когда хозяйка дома, провожая Пуговкина, на прощание сказала: – Приходите когда-нибудь к нам ещё обедать…, тот язвительно ответил: – Да вот прямо хоть сейчас!

В одном из недавних выпусков интернет-журнала «ПЗ» я рассказывал вам интересные истории из жизни великой актрисы Фаины Георгиевны Раневской. На самом деле их так много, как реальных, так и выдуманных, что для пересказа не хватит и 10-ти выпусков. А то 100. Но я таки попробую это сделать ещё в одном – в сегодняшнем. Итак, начинаем листать свежий номер журнала о знаменитой артистке и выдающемся человеке.

Мудрая рецензия на «Сикстинскую мадонну»

В мае 1955 года в Москве, в Музее изобразительных искусств имени Пушкина, открылась выставка «Шедевры Дрезденской галереи». Возле знаменитой картины «Сикстинская мадонна» кисти Рафаэля собралось много зрителей – люди смотрели, любовались, и вполголоса делились впечатлениями. Фаина Георгиевна услышала разговор двух чиновников из Министерства культуры. Один утверждал, что картина не произвела на него впечатления.

На что Раневская выдала остроумный и очень мудрый афоризм: – Эта дама в течение стольких веков на таких людей производила впечатление, что теперь она сама вправе выбирать, на кого ей производить впечатление, а на кого нет!

Безнадёжная рекомендация

В 1915 году к директору одного подмос­ковного театра явилась молодая девица весьма неординарной наружности с рекомендательным письмом. Эта бумага была подписана близким приятелем директора, московским антрепренё­ром Соколовским. Он сообщал следующее: «Дорогой Ванюша, посылаю тебе эту дамочку, чтобы только отвязаться от неё. Ты уж сам как-нибудь дели­катно, намёком, в скобках, объясни ей, что де­лать ей на сцене нечего, что никаких перспек­тив у неё нет. Мне самому, право же, сделать это неудобно по ряду причин, так что ты, дру­жок, как-нибудь отговори её от актёрской карье­ры – так будет лучше и для неё, и для театра. Это совершенная бездарь, все роли она играет абсолютно одинаково, фамилия её Раневская...»