Читал я военные мемуары Юрия Никулина, читал-читал… и вдруг мне пришла идея: а давайте-ка я перескажу вам особо увлекательные места из его фронтовых воспоминаний. А что, разве плохая идея? Тем людям, которые НЕ читали их – будет весьма интересно. А тем, кто знаком с письменным творчеством Юрия Владимировича – тем будет полезно освежить в памяти странички армейской биографии замечательного человека. Жаль только одного – военных фотографий Никулина не очень много, что вполне объяснимо: на войне с фотоаппаратами было туго. Зато есть рисунки, сделанные рукой Никулина. Представляете, плюс ко всем своим дарованиям он ещё и рисовал! 

Итак, начну с истории периода советско-финской войны. Она о том...
как новобранец Юрий Никулин в сильный мороз заснул на льду Финского залива и обморозил себе ноги

Подразделению Никулина поручили протянуть линию связи от батареи до наблюдательного пункта. Личная задача Юрия – участок в два километра. И вот он двинулся один на лыжах по льду Финского залива, за его спиной – тяжёлые катушки с телефонным кабелем. Не прошло и получаса, как молодой солдат почувствовал страшную усталость. Поставил катушки на лёд, посидел немного и пошёл дальше. А идти становилось всё трудней. Лыжи прилипали к снегу. Никулин положил катушки на лыжи, а сам двигался по колено в снегу, толкая палками своё сооружение. Вымотался вконец. Снова присел отдохнуть на лёд, да так и… заснул.

Мороз в тот день был больше тридцати градусов, а уставший солдатик спал как ни в чём не бывало. Хорошо, что мимо проезжали на аэросанях пограничники. Когда они разбудили Юрия и он встал, ноги показались ему деревянными, чужими. Привезли парня на батарею. – Да у тебя, Никулин, обморожение, – сказал после осмотра санинструктор. Отлежался в землянке. Опухоль постепенно прошла. Исчезла краснота, но после этого ноги стали быстро замерзать даже при небольшом морозе.

От себя добавлю один комментарий: если бы не пограничники на аэросанях, то не видать нам знаменитых ролей Юрия Никулина в кино и его смешных номеров в цирке…

Первая военная ночь, первый сбитый самолёт и ошибка немецкого диверсанта

В ночь с 22 на 23 июня 1941 года гитлеровские самолёты минировали Финский залив. На рассвете на бреющем полете «Юнкерсы-88» зашли прямо на шестую батарею, в которой служил младший сержант Юрий Никулин. Его батарея первой в полку открыла огонь. Так 115-й зенитно-артиллерийский полк вступил в войну у Сестрорецка и в первый же день войны сбил первый вражеский самолёт. Командир отличившейся батареи лейтенант Пимченков первым в полку получил первый боевой орден.

В первые дни войны на нашу территорию забрасывались вражеские диверсанты, переодетые в форму работников милиции, советских военных и железнодорожников. Многих из них ловили. Рассказывали, как-то произошёл весьма интересный случай. Немец, переодетый в советскую военную форму, шёл по Сестрорецку. На него неожиданно из-за угла вышел советский генерал. Немец растерялся и вместо того, чтобы согласно уставу отдать воинское приветствие под козырёк, взял и… выкинул руку вперед, как это делали фашисты. Зиганул с перепугу. На рефлексах. Его тут же схватили.

Подтяните ремешки!

После Октябрьских праздников 1941 года пищевой паёк зенитчиков резко сократили. С каждым днём хлеба выдавали всё меньше и меньше. Потом сказали: «Второго на обед не будет».

– Ничего, ничего, скоро всё войдет в норму, – успокаивал бойцов старшина. – А пока подтяните ремешки.

Но скоро наступил голод. На батарее полагалось каждому по 300 граммов хлеба в сутки. Но часто вместо 150 граммов хлеба выдавали всего один сухарь весом в 75 граммов. Другую половину пайка составлял хлеб, но это был блокадный хлеб – тяжёлый, сырой и липкий, как мыло. Однако солдаты подбирали даже крошки. Многие, получая хлеб, думали: съесть всё сразу или разделить? Некоторые делили по кусочкам. Никулин съедал всё сразу.

Полагалось на каждого и по ложке муки. Она шла в общий котёл и там взбалтывалась – получали белёсую воду без соли (соли тоже не было). Утром, днём, вечером, ночью – даже во сне – все думали и говорили только о еде. Причём никогда не говорили: хорошо бы съесть бифштекс или курицу. Нет, больше всего мечтали: «Вот бы хорошо съесть мягкий батон за рубль сорок и полкило конфет „подушечек“…»

К весне у многих солдат началась цинга и куриная слепота. Как только наступали сумерки, многие слепли и только смутно, с трудом различали границу между землёй и небом. Правда, несколько человек на батарее не заболели куриной слепотой и стали поводырями. Вечером ослепшие воины выстраивались друг за другом, и зрячие поводыри вели их в столовую на ужин, а потом отводили обратно в землянки. Кто-то предложил сделать отвар из сосновых иголок. К сожалению, это не помогло. Всех спас рыбий жир, бутыль которого доставили на батарею. Каждый боец принял вечером по ложке этого лекарства, затем получил такую же порцию утром, и зрение начало возвращаться. Оказывается, как мало требовалось для того, чтобы его восстановить!

Ленинград в блокаде

Следующую часть воспоминаний Юрия Владимировича Никулина у меня не поднимется рука переделать в свой пересказ. Процитирую дословно:

«Я видел Ленинград во время блокады. Трамваи застыли. Дома покрыты снегом с наледью. Стены все в потёках. В городе не работали канализация и водопровод. Всюду огромные сугробы. Между ними маленькие тропинки. По ним медленно, инстинктивно экономя движения, ходят люди. Все согнуты, сгорблены, многие от голода шатаются. Некоторые с трудом тащат санки с водой, дровами. Порой на санках везли трупы, завёрнутые в простыни. Часто трупы лежали прямо на улицах, и это никого не удивляло. Бредёт человек по улице, вдруг останавливается и… падает – умер.

От холода и голода все казались маленькими, высохшими. Конечно, в Ленинграде было страшнее, чем у нас на передовой. Город бомбили и обстреливали. Нельзя забыть трамвай с людьми, разбитый прямым попаданием немецкого снаряда…

Наш политрук как-то пошёл навестить живших в Ленинграде отца и мать. Он вернулся на батарею весь чёрный. Потом рассказывал, что, с трудом дойдя до своего дома, зашёл в нетопленую комнату и увидел мать и отца, лежавших на кровати. Оба они умерли от голода… От дистрофии умирали дети, женщины, старики. К смерти привыкли. Город наводнили крысы…»

Весной 1942 года командование отправило Юрия Никулина в Ленинград с заданием, и он решил зайти к маминым родственникам. Дошёл до их дома и на втором этаже на лестничной клетке увидел труп, на третьем тоже труп, но его кто-то прикрыл мешковиной. Дверь Никулину открыла бабушка Леля. Она сильно изменилась. Высохшая, с огромными печальными глазами, озябшими руками, она с трудом признала Юрия. Он подарил ей всё, что лежало в его сумке: немножко сухого гороха и граммов пятьдесят табака.

– Ой, горох, – сказала бабушка Леля чуть слышно. – Я его долго буду есть.

Потом она рассказала Никулину, что его троюродного брата Бориса, который весной 1941 года не поверил словам Юрия о близкой войне с Германией, который смеялся и доказывал, что войны не может быть… брата Бориса, верившего в мирный договор СССР с Германией, убили под Ленинградом. Также старушка рассказала Юрию, что его дядя умер от голода, а тётка успела эвакуироваться. Спустя месяц бабушка Леля умерла.

Смерть опять прошлась где-то рядом…

Весной 1943 года сержант Никулин заболел воспалением лёгких и был отправлен в ленинградский госпиталь. Через две недели он выписался и пошел на Фонтанку, дом 90, где находился пересыльный пункт. Там он просил отправить его в свою родную часть, но, сколько ни убеждал, ни уговаривал, получил назначение в другой дивизион, который стоял за Колпином, в районе Красного Бора. Однако в новую часть он так и не прибыл, потому что по пути к месту назначения, в нескольких километрах от дивизиона произошло неожиданное.

Вышел Никулин подышать свежим воздухом и услышал, как летит снаряд… А больше ничего не слышал и не помнил – очнулся, контуженный, в санчасти, откуда его снова отправили в госпиталь. Опять смерть прошла где-то рядом с ним… так же, как на льду Финского залива в 1939 году…

После лечения контузии Юрия Никулина направили в Колпино в 72-й отдельный зенитный дивизион, где его сразу назначили командиром отделения разведки. Именно там сержант Никулин отрастил себе усы – ему казалось, что они придают его лицу мужественный вид.

Мышка в блиндаже и очередное везение

В январе 1944 года началось великое наступление, в результате которого наши войска сняли блокаду и отбросили фашистов от Ленинграда. В один из дней этого прорыва разведчики Никулина заняли на ночь пустой немецкий блиндаж, зажгли коптилку и достали сухой паёк: колбасу, сухари, сахар. Стали есть. И тут увидели, как по выступающей балке спокойно идёт мышь. Кто-то на неё крикнул. Мышь не обратила на это никакого внимания, прошла спокойно по балке и прыгнула на стол. Маленькая мышка поднялась на задние лапки и, как это обычно делают собаки, начала просить еду. Никулин протянул ей кусочек американской колбасы. Она взяла её передними лапками и начала есть. Солдаты смотрели на смелую зверушку как заворожённые. Видимо, просить еду и не бояться людей приучили мышь жившие в блиндаже немцы.

Боец по фамилии Петухов замахнулся автоматом на незваную гостью. Старший сержант Никулин схватил его за руку и сказал:
– Вася, не надо!

– Мышь-то немецкая, – возмутился Петухов.

– Да нет, – сказал Юрий. – Это наша мышь, ленинградская. Что, её из Германии привезли? Посмотри на её лицо…

Все рассмеялись. Мышка осталась жить. А наши воины легли спать. До этого они не спали несколько ночей, и поэтому страшно устали. А утром немцы открыли сильный огонь из дальнобойных орудий. Снаряды стали взрываться вокруг блиндажа. Все выскочили, кроме Никулина. Он крепко спал и даже разрывов не слышал. Вымотавшийся за последние дни, сильно уставший организм не хотел просыпаться.   

– Выносите Никулина! – закричал командир взвода управления.

Товарищи с трудом выволокли Юрия из блиндажа. Сонный, ничего не соображающий Никулин рычал, отбрыкивался, заявлял, что очень хочет спать и пусть его даже расстреляют, лишь бы оставили в покое. На свежем воздухе Юрий пришёл в чувство. Как только он и его товарищи отбежали немного от блиндажа, так увидели, что он взлетел на воздух: в него угодил снаряд. Так Юрию Никулину повезло в очередной раз. И таких случаев удивительного спасения в его фронтовой биографии было несколько.

Процитирую Юрия Владимировича: «Вспоминая потери близких друзей, я понимаю – мне везло. Не раз казалось, что смерть неминуема, но всё кончалось благополучно. Какие-то случайности сохраняли жизнь. Видимо, я и в самом деле родился в сорочке, как любила повторять мама... Как-то сижу в наспех вырытой ячейке, кругом рвутся снаряды, а недалеко от меня в своей щели – Володя Бороздинов. Он высовывается и кричит: «Эй, сержант, иди ко мне. У меня курево есть». Только я перебежал к нему, а тут снаряд прямым попаданием – в мою ячейку. Какое счастье, что Бороздинов позвал меня!»

Невероятная встреча на военной дороге

Зимой 1944 года под городом Гдовом произошла удивительная встреча у шофёра зенитчиков Старовойтова. Это был молодой парень – он служил на грузовике – вёз продукты на батарею и сильно нервничал, потому что опаздывал и знал, что его товарищи очень голодны. Но он никак не мог обогнать двух лошадей конного обоза, обычных повозочных лошадей, которые доставляли патроны пехоте и не уступали ему дорогу. Возчиками при лошадях, как правило, были пожилые солдаты. Плёлся Старовойтов за двумя телегами и проклинал старичков-повозочных на чём свет стоит. Он сигналил им и кричал, а они только вяло отругивались и даже не оборачивались. Это его и заело. Спрыгнул парень со своей машины, подбежал к одному мужику и как даст ему в ухо!

Тот поднялся и говорит: – Ты что это?... Наверняка в той реальной ситуации были произнесены совсем другие русские слова, но культурный человек Юрий Никулин написал именно эту деликатную фразу: – Ты что это?

Ездовой уже хотел было дать сдачи наглому шофёру… но тут они оба застыли друг перед другом – старый ездовой и молодой шофёр, потому что на военной дороге встретились… отец и сын.

Они ничего не знали друг о друге более двух лет. Сначала ушёл на войну молодой парень, а потом пошёл воевать и его отец. И вот такая невероятная встреча. Они пошли к своему командованию и попросили проходить службу в одной части. Им пошли навстречу. Так они до конца войны, до самой Победы прошли вместе. Когда Юрий Никулин об этом узнал, то подумал: вот бы и ему так встретиться со своим отцом, которого призвали в армию в 1942 году.

Маленькая глава о большой Победе

В начале мая 1945 года зенитный дивизион Никулина занял огневую позицию у латышского села Джуксте. Солдаты занимались своим обычным делом – копали и строили, строили и копали. Устали смертельно, поэтому в ночь на 9 мая все спали как убитые. В землянке помощника командира взвода Юрия Никулина лежали вповалку семь человек.

Утром они почувствовали какие-то удары и толчки. Открыли глаза и увидели: по их телам, пригнувшись, бегает разведчик Володя Бороздинов (тот самый, который нечаянно спас Никулина) с криками «А-а-а-а, а-а-а-а!»… Бойцы смотрели на него и думали – уж не свихнулся ли он? Оказывается, Бороздинов кричал «ура-а-а!». Он первым узнал от дежурного телефониста о том, что подписан акт о капитуляции фашистских войск. Так пришла Победа.

Счастливые победители стали стрелять в воздух из автоматов, пистолетов и винтовок. Пускали ракеты. Всё небо искрилось от трассирующих пуль. Недалеко стоял старый полуразвалившийся сарай. Поджечь его! Такое решение многим пришло в голову одновременно. От нахлынувших чувств. Зенитчики подожгли заброшенный сарай и прыгали вокруг него как сумасшедшие. Прыгали, возбуждённые от радости…

В журнале боевых действий 72-го отдельного зенитно-артиллерийского дивизиона появилась запись: «Объявлено окончание военных действий. День Победы! Войска противника капитулировали. Вечером по случаю окончания военных действий произведён салют из четырех орудий – восемь залпов. Расход – 32 снаряда. 9 мая 1945 года».

* * * * * 

Это были воспоминания фронтовика, Героя Социалистического труда и всенародно любимого артиста Юрия Владимировича Никулина из его автобиографической книги «Почти серьёзно…».